Ну что, сестричка, гутен морден
тебе отрадней наших рож? 
А тут все то ж: бесовский орден
всех выставляет на правеж.

А тут все те же карусели
и та же дура-чехарда
мольбы, рыданий и веселья...
Да злыдней резвая орда.


*** 
Пестрят байстрятами 
дворы и парки.
Как воробьиные пиры –
их перепалки.

Как зелень лезет из земли,
зиме переча,
так эта братия валит,
пугая встречных.

Злобинкою горят глаза.
В изломе – губы.
Растет беда, растет гроза.
Мужают гунны.


 *** 
Пустые глазницы окон
 в черепных коробках 
брошенных домов
по вечерам кажутся
обитаемыми:
такая грусть-тоска
в них сидит! 



 СОВРЕМЕННОЕ

– “Отняли копеечку!” – 
вопит стомильённый юродивый.
И молится за царя-ирода.

 *** 
Как страшен дом,
который покидают,

где вещи воют,
сбившись в кучу,
как овцы,
брошенные пастухом,
как медвежата
в выстывшей берлоге,
куда уже не возвратится мать.
Как страшен дом,
который покидают...

В нем погибают
все оттенки смысла
той жизни,
что когда-то здесь была.
И всё, пригнувшись,
словно ожидает
последнего
и страшного суда.


 *** 
За наше терпенье мы будем, наверно, в раю.
Но, Боже мой правый, скажи, неужели
мы райские прелести будем терпеть, как свою
нескладную жизнь на земле этой горькой терпели?


 *** 
Не сорвешь с себя родину, 
как и родинку,
уезжая в дальние страны.
Даже если забыл ты вроде как
обжитое тобой пространство
в неком времени допотопном,
где родные, друзья – все живы
и где стыдно быть мизантропом,
хоть вожди и газеты – лживы. 

Не сорвешь: не платье, не шапка,
а навек тебе данная метка.

Да не жалко ее, не жалко.
Но гляди как влепили – метко!

 *** 
Между Сциллой любви твоей, Родина, 
и Харибдою ненависти твоей
не проплыть хитрожопым одиссейчиком:
вечно будешь разрываться
между Сциллой любви к тебе, Родина,
и Харибдой ненависти к тебе.

МОЙ ГИМН
 Боже,
 царя
 храни
 в голове! 


 *** 
Нам дым Отечества давно разъел глаза.
Ослепли мы, а все твердим: “приятен!”
Но так приятна может быть лоза
спине в кровавом переливе пятен.

Ужель так сладок в красной глотке дым,
отраднее лукума и щербета,
что лучше дома сдохнуть молодым,
чем жить сто лет, но только где-то, где-то?..
Мы – наркоманы Родины своей.
И этот дым нам воздуха милее…
Ну что ж, костер неугасимый, тлей,
ползите в горло, траурные змеи.


 *** 
Тот воздух, которым мы дышим,
то “здрасьте”, что с ходу бросаем,
тот Бог наш, чей глас мы не слышим,
но образ чей – неугасаем, –
куда же от этого деться,
а, впрочем, и надо ль деваться?

Страна неуемного детства,
великого братства-дурацтва.


 МОЛИТВА 

Даруй мне, Боже, промедленье,
а не успех,
даруй мне сладость сожалений,
а не утех,
дай послушанья тихий подвиг – 
не брань словес,
чтоб слух свой музыкой наполнить
Твоих небес.